Федеральная служба исполнения наказаний (ФСИН) распространит на территории всей России эксперимент по формированию новой модели медицинской службы, при которой лечебные учреждения колоний будут напрямую подчиняться ведомству, сообщил во вторник на пресс-конференции начальник правового управления ФСИН Юрий Тимофеев.

Этот эксперимент ФСИН проводила в Петербурге, а также в Ленинградской и Тверской областях. Его цель - повышение качества медицинского обеспечения заключенных. Для этого увеличивается финансирование этой сферы, оно становится целевым, повышается ответственность медиков за принимаемые решения. Подчиняться медчасти будут не руководству колоний, а непосредственно центральному аппарату ведомства.

"Эксперимент признан удачным, и решено распространить его на все учреждения уголовно-исполнительной системы", - сказал Тимофеев.
Говоря о возможности передачи тюремной медицины гражданским структурам, он отметил, что в настоящее время решено медицинскую систему оставить в структуре ФСИН, просто поднять ее статус и ответственность.

После инцидентов, когда в СИЗО скончались подследственные - сотрудник инвестиционного фонда Hermitage Capital Management Сергей Магницкий и президент компании "Китэлитнедвижимость" Вера Трифонова - общественность подняла вопрос о несоответствующем состоянии судебной медицины.

Магнитский, которого обвиняли в уклонении от уплаты налогов с организации, скончался в московском следственном изоляторе "Матросская тишина" в ноябре 2009 года. По предварительным данным Генпрокуратуры, смерть юриста, которому было 37 лет, наступила от сердечно-сосудистой недостаточности.

Следствие также установило, что Магнитский умер из-за того, что ему вовремя не оказали медпомощь. Ранее Следственный комитет предъявил обвинение в халатности и причинении смерти по неосторожности двум врачам московского СИЗО "Бутырка", где Магнитский содержался большую часть срока. Одному из них может грозить до пяти лет заключения, другому - до трех.

http://ria.ru/society/20120403/616276611.html

http://slon.ru/russia/vinovnye_v_belykh … овные в белых халатах
Павел Воробьев
Не успели просохнуть краски на распечатке стенограммы круглого стола по проблемам диализных пациентов, прошедшего в Государственной думе 5 апреля, как пришла весть о «деле Артомоновой», в котором отразилась плачевная ситуация в этой сфере: 13 апреля 2012 прокуратура Москвы направила в суд уголовное дело против этого врача. Представитель Генеральной прокуратуры Марина Гриднева сообщает, что врач Артамонова проводила Трифоновой процедуру гемодиализа. «После завершения сеанса Артамонова, зная о риске возникновения у больной воспаления стенки правой бедренной вены и формирования в просвете сосуда пристеночного тромба (тромбофлебита), а также возможности его осложнения, могущего повлечь смерть, не извлекла катетер и не проинформировала Трифонову о возможности возникновения опасности ее здоровью».

Пока СМИ пишут о том, что дело Трифоновой сдвинулось с мертвой точки и в суд переданы материалы по подозреваемым, скажу, что Александра Артамонова виновата лишь в том, что профессионально оказала помощь пациентке, находившейся в СИЗО с тяжелым диабетом, поражением почек и развитием хронической почечной недостаточности. На протяжении многих месяцев состояние Трифоновой прогрессивно ухудшалось, несколько раз она оказывалась в больнице. Оттуда ее вновь возвращали в камеру. За несколько месяцев пребывания в СИЗО женщина превратилась в тяжелого инвалида с отекшим лицом. Когда следователю указывали на невозможность Трифоновой лежать ночью, он предлагал спать стоя. Иначе говоря, следователь был в курсе тяжелого состояния подследственной. Насколько я понимаю, в мире такая ситуация называется пыткой. Но не у нас.
Вера Трифонова. Фото ИТАР-ТАСС/ МОО «Справедливость»

И только когда «вода пошла горлом», когда забулькало и захрипело, женщину соизволили отправить в больницу. 24 или 25 апреля женщина была привезена в «МОНИКИ» (областной клинический институт) в тяжелом состоянии с отеком легких. Честно говоря, выжить в такой ситуации шансов уже мало. Единственным способом лечения является проведение гемодиализа. Для гемодиализа необходим «сосудистый доступ», позволяющий «гнать» кровь насосом через аппарат со скоростью 150–200 мл в минуту. Обычный катетер такого кровотока не обеспечивает, для него нужен катетер большого диаметра, часто – двухходовой: для забора крови в аппарат и для ее возврата. Ставится такой катетер только в центральную вену: яремную, подключичную или бедренную. Обычно катетер стоит много дней, даже недель, пока не сформируют фистулу – сшивают на руке артерию и вену, чтобы можно было подключать аппарат через иглы. Но на формирование и разработку фистулы уходит время. Все это время в вене стоит катетер. Врач Артамонова катетер установила, диализ провела, ей в голову не могло прийти, что процедуру больше проводить не станут.

Процедуры диализа делаются в острой ситуации каждый день, затем – через день на протяжении многих месяцев и лет. В среднем пациент на диализе живет в России около 5 лет. Если не сделать процедуру 2–3 дня, пациент умирает. Почему-то властями СИЗО Трифонова была из Москвы переправлена в районную больницу Можайска. В Можайске, насколько мне известно, диализа нет, даже лицензии на этот вид помощи нет. Но переводом занимались не врачи – следователи. Видимо, такой перевод входил в функцию следствия. Из Можайска больную женщину переводят в СИЗО-1 «Матросская тишина». Там, говорят, лучшая больница в СИЗО, тут хирургическое, терапевтическое, инфекционное, туберкулезно-легочное и дермато-венерологическое отделения. Есть даже аппарат УЗИ. Диализа только нет. На нет, как говорится, и суда нет.

Умерла Вера Трифонова 30 апреля 2010 г. Мое личное мнение – это убийство, совершенное группой тюремных врачей или в сговоре со следователем – не знаю, не мне разбираться. Отсутствие диализа на протяжении нескольких дней в такой ситуации смертельно. И неважно – от чего, в конечном счете, наступила остановка сердца, был ли там тромбоз или сепсис, – это уже, как говорится, механизм смерти.
 
Доступность гемодиализа в стране составляет, по подсчетам, от 30 до 10% от нуждающихся. За последние годы доступность его выросла примерно в 10 раз, но она остается одной из самых низких в мире. Так что неудивительно, что для несчастной заключенной-подследственной (кстати, насколько я понял, женщину осудили таки после смерти) диализного места не нашлось: ее и на гражданке бы тоже футболили. Но хотя бы не засуживали врача, который сделал, что мог.

Основной прирост доступности диализа в России связан со строительством фирмами-производителями диализного оборудования частных диализных клиник, в которых диализ оплачивается из средств обязательного медицинского страхования. Государственные центры диализа последние годы почти не развиваются и не наращивают число мест.

Представить себе больного из Можайска, получающего диализ в Москве, нельзя. Большая часть больных получает диализ амбулаторно, приезжая самостоятельно на процедуры через день. В некоторых регионах, в частности, в Москве, но не в Московской области, больных возят на диализ санитарным транспортом. Кое-где больные самостоятельно ездят за полторы сотни километров на автобусе – например, из г. Никель в Мурманск, тратя в общей сложности на диализ 14–15 часов в день. И так – через день. Больше половины регионов страны не обеспечивает своих жителей транспортировкой. Уж не говоря о возможности переселения больного к месту лечения поближе.

По большому счету, не приходиться удивляться смерти Веры Трифоновой. Ей сильно повезло, что удалось сделать хотя бы одну процедуру. Но была бы она на свободе – диализ наверняка ей был бы продолжен. В заключении распоряжаются здоровьем, жизнью и смертью люди в погонах. Даже если они по образованию врачи, все равно – они сотрудники репрессирующих органов. Их задача – во-первых, выполнять команды и поручения тюремного начальства. А совсем не лечить заключенных больных, входить в конфликт со следователем.

Возвращаясь к делу доктора Артомоновой: вся ситуация с судом не только абсурдна – она опасна. Врач, стремящийся помочь больному из СИЗО или с зоны, должен будет теперь десять раз подумать, так как он, оказывая помощь, с высокой степенью вероятности станет обвиняемым. Оно кому надо? Проще помощь не оказывать. Симметричный ответ обществу, которое сегодня видит во врачах лишь убийц в белых халатах, не желая понимать, что врачи – заложники человеконенавистнической системы.

Заключенные ИК № 13 попали в больницу с болями в животе. В региональном УФСИН уверены, что арестанты подхватили ротавирусную инфекцию. Правозащитники утверждают, что заключенных накормили испорченными продуктами. По неофициальным данным, в госпиталь также отправили двух зэков, которые вскрыли себе вены в знак протеста против плохого питания. УФСИН эту информацию опровергает.
С воскресенья на понедельник в исправительной колонии № 13 в городе Энгельс Саратовской области опять накалилась обстановка: 22 заключенных обратились к врачу с жалобами на боли в животе. 12 из них сразу оказались на больничной койке. Официальный представитель УФСИН по Саратовской области Юлия Пенькова сообщила, что больных госпитализировали с повышенной температурой и признаками интоксикации.
«По предварительным данным, у них ротавирусная инфекция», — уточнила Пенькова.
По информации местного УФСИН, в понедельник никаких жалоб на здоровье от заключенных не поступало, а состояние здоровья уже лежащих в больнице пациентов в настоящий момент удовлетворительное. Врачи пока не исключают версию о пищевом отравлении: до того как медики точно определят происхождение инфекции, пройдет 3—4 дня. За это время анализы будут обработаны в лаборатории на наличие кишечной группы инфекций.

Впрочем, у матери бывшего заключенного саратовской колонии № 13, погибшего в конце апреля, и представителя проекта против пыток и насилия «Гулагу.нет» в Саратовском регионе Ларисы Сотниковой другое мнение по этому поводу.
«Заключенных накормили некачественной пищей, и поэтому они попали в больницу», — уверена она.
По словам правозащитницы, сразу после этого случая арестанты из СУСа (строгие условия содержания) и ШИЗО (штрафной изолятор) объявили голодовку в знак протеста против некачественной пищи и бесчеловечного отношения. «Из них двое заключенных по фамилии Муругов и Жуплев вскрыли себе вены, и их госпитализировали», — уточнила Лариса Сотникова.

В региональном ведомстве УФСИН эту информацию опровергли: «В колонии все спокойно, обстановка стабильная».

Впрочем, руководитель правозащитного проекта «Гулагу.нет» Владимир Осечкин тоже подверг сомнению официальную информацию УФСИН. Осечкин считает, что наиболее вероятна версия пищевого отравления. «Если бы это была инфекция, там было бы сотни больных уже», — заявил правозащитник «Газете.Ru». «К сожалению, те нормы питания, которые заданы правительством, зачастую в исправительных колониях не исполняются, а продукты питания, указанные в нормативе (мясо, рыба, яйца, натуральное молоко), заменяются искусственными ингредиентами», — пояснил он. По его словам, в случае если у больных подтвердится отравление, должна быть созвана специальная комиссия, чтобы проверить продукты, которыми кормят заключенных, условия работы поваров и условия хранения продуктов. «По нашей информации, сами кухни могут быть не оборудованы кондиционерами, и в июльскую жару в таком регионе, как Саратов, продукты могут испортиться на кухне или же их привозят испорченными и после разморозки», — сообщил Осечкин.
«Администрация колоний старается подавить волю заключенных и скрыть их жалобы на материально-бытовые условия именно там, где на самом деле существуют системные нарушения прав заключенных, в том числе на надлежащее материально-правовое обеспечение и нормальное питание», — говорит правозащитник.
Обстановка в исправительной колонии № 13 в Саратовской области стала одной из часто обсуждаемых тем в СМИ начиная с мая этого года, когда там погиб 26-летний заключенный Артем Сотников. По словам его матери и других заключенных, в колонии широко практикуются пытки в отношении заключенных, которые отстаивают свои права, и Сотников стал первой жертвой сотрудников колонии. Официальные причины смерти Сотникова пока неизвестны. После этого случая руководителя колонии Вадима Бочкарева отстранили от работы на время служебной проверки по факту гибели заключенного, и сейчас во главе исправительного учреждения стоит бывший руководитель областной туберкулезной больницы Андрей Аношин.
http://www.gazeta.ru/social/2012/07/16/4682733.shtml

Вообще-то это какой-то рывок в ситуации. Понимаю, что не все будет гладко, наверняка будут и подводные камни, но в целом - это реализации наших предложений, концепции, как угодно, впервые сформулированной А.И.Воробьевым, тогда еще Министром здравоохранения в 1992 году. Это огромный подарок.
П.А.Воробьев

Медчасть колонии мстит Таисии Осиповой.
После моей публикации 24 января письма Таисии, в котором шла речь, о том что ей в колонии не выдают лекарства, переданные с воли, а в тамошней медицинской части большие сложности получить даже таблетку от головной боли, последовала сначала официальная реакция ФСИН из серии «все хорошо, прекрасная маркиза».

А потом была и неофициальная. Таисию лишили последнего и самого важного из лекарств, которое ей все-таки ещё выдавали регулярно. Прямо в день публикации письма ей перестали выдавать таблетки по снижению сахара в крови «Глюкофаж», которые Таисии выдавали по рецепту, выписанному врачами ещё Смоленского СИЗО. Кроме того, в этот же день, у Таисии забрали глюкометр – аппарат, с помощью которого она сама могла несколько раз в день замерять уровень сахара у себя в крови, чтобы его контролировать. Неожиданно оказалось, что такой аппарат иметь при себе ей «запрещено».

Контроль уровня сахара и принятие препарата, снижающего уровень сахара в крови, для Таисии жизненно важны. Высокий уровень сахара в крови очень опасен для человека - организм разрушается. Кроме того, возможна сахарная кома со смертельным исходом. Более двух лет она пила «Глюкофаж» с согласия тюремных врачей, в том числе и в колонии Вышний Волочек. И только после публикации в СМИ информации о положении с медицинским обслуживанием в этой женской колонии, медработники «обиделись» и запретили выдавать Таисии эти таблетки. Напомню, что начальник медицинской части Тверского СИЗО, где Таисия провела некоторое время, когда ехала по этапу, после взятия у неё анализов, сказал, что ей недостаточно принятия таблеток, а надо переходить на инсулин.

Начальник же медчасти колонии, к которому она попала на прием 25 января, в беседе с ней не скрывал, что лишение таблеток – это его инициатива и месть за то, что Таисия в своем письме пожаловалась на них. Напомню цитаты из письма: «Я бьюсь в закрытые двери. Лекарства не высылай – их не примут… чтобы получить таблетку от головной боли нужно посетить врача, а врач только по записи… Да и по записи к врачу не попасть… Хамят все. Мы для этих чудо-врачей не люди…»

В колонии Таисии прямо пояснили, что жаловаться нехорошо, теперь ей не светит УДО и вообще, у неё будут сложности с её пребыванием там.

Все эти факты я узнал из телефонного разговора с Таисией. Она позвонила мне из женской исправительной колонии №5, расположенной в городе Вышний Волочек Тверской области вечером 25 января.
http://echo.msk.ru/blog/fomchenkov/998594-echo/

Навстречу амнистии! Если не убьют, то выпустят…
Наталия МЕТЛИНА о том, как в российских колониях убивают осужденных и калечат людские судьбы

В исправительной колонии № 6, что в Брянской области, поселке городского типа Клинцы убили заключенного. Владимиру Булкову было 26 лет. В ночь на 7 июня его матери Надежде Викторовне позвонил кто-то из отбывающих там  наказание и  сообщил, что сына  избил сотрудник колонии.
Уже потом мать рассказала мне, что его притащили в камеру полумертвого. Зеки не могли даже положить Владимира на койку – так его измолотили. Он был весь в крови. Но через пять минут его снова вытащили из камеры и продолжили дубасить прямо в коридоре. Больше в камеру он не вернулся. Булкова привезли в больницу без сознания с тяжелой черепно-мозговой травмой, гематомой в голове  и многочисленными ушибами. Пять дней огромный, крепкий, молодой парень  находился в коме на аппарате искусственной вентиляции легких. Оказывается, мозг умер в первый же день, но на теле было такое количество травм, что врачи специально держали его на аппарате, чтобы хоть как-то привести тело в порядок (это новая редакция клятвы Гиппократа). Синяки и ссадины были везде. Только из головы откачали 700 мл крови. На руках и ногах – следы от наручников.
 
Потом родители выяснили, что его держали на растяжках – пристегивали наручниками за руки и за ноги в позе леонардовского витрувианского человека, и так били. Отец сразу же выехал, как только узнал, что сын в больнице. Его пустили в реанимацию. Сын лежал черного цвета. На нем не было живого места. Последние три дня отца уже не пускали, говорили, что состояние ухудшилось. 13 июня вечером он умер. Надежда Викторовна  вспоминает эти страшные дни:
- Врачи его последние дни только приводили в порядок – они откачивали кровь из каждой гематомы, чтобы синяки выглядели не так страшно. Мы когда тело осматривали, там везде следы от уколов были. Его привезли домой, в Краснодар, загримированного, как артиста. Я его даже не узнала.
Владимир получил 4,5 года колонии общего режима по статье «вымогательство». А дело обстояло так. Булков работал в строительной бригаде, не пил, не курил, вкалывал с утра и до ночи – клал керамическую плитку. К его приятелю обратилась подружка,  сожитель которой отнял у нее крупную сумму денег. И вот Владимир и его товарищ поехали к этому сожителю разбираться. Тот немного испугался и побежал продавать свой компьютер, а вырученные деньги – 10 тысяч передал Владимиру и его товарищу, а те – девчонке. Вот такая тупая, нелепая история ни о чем. Но наш должник побежал в полицию, ребят арестовали и посадили на 3 и 4,5 года. Причем, ни один из них до этого не имел никаких проблем с законом.
Мать-инвалид просила, умоляла суд  оставить сына отбывать наказание в Краснодарском крае. Кстати, положено отправлять осужденных на зону не далее, чем за пятьсот километров от места жительства. Но Владимира заслали аж в Брянскую область. ИК-6 – это «красная» зона, то есть там управляет руководство, в отличие от «черных», где правят бал воры. И как только Владимир прибыл по этапу, у него сразу же отобрали сумку, в которой было новое чистое белье, попросили раздеться догола, пришел охранник, помочился на его одежду.
Это было только началом большого пути перевоспитания и осознания своей вины – по сути тотального унижения человеческого достоинства. Несколько месяцев Владимир ходил в изношенной робе и чужом белье, которое ему любезно собрали сокамерники. Через несколько месяцев с воли пришли посылки, зеки аккуратно расставили все моющие средства на тумбочки – пришли сотрудники колонии и сбросили все на пол – шампуни разбились вдребезги, и еще месяц они отмывали камеру. Но это была легкая тренировка.
- Сын звонил мне почти каждый день. Но все, что я вам рассказываю, я узнала уже после его смерти от ребят, которые сидели вместе с ним. А он мне многого не говорил, берег меня, мол, мам, если я тебе все расскажу, у тебя остановится сердце.
 

В основном, давление происходило с помощью принудительных хозяйственных работ. Для строптивых выбирался туалет, в который ходили  сотрудники колонии. Но «ходили» они как по большой, так и по малой нужде исключительно мимо нужника. И когда накапливалась критическая масса, выбирался заключенный, который должен был все это мыть. Если человек отказывался, его отправляли на 15 суток в штрафной изолятор, где можно было спать только ночью, а днем койки убирали и заключенный оставался на голом бетоне, на который нельзя было даже сесть. После единократного посещения ШИЗО осужденный соглашался на все. Но все – это промзона, где зек трудился по 12-14 часов, а получал сущие копейки. На всех ИК отработана система отмывания денег, которые зарабатывают заключенные, и когда наступает день зарплаты, оказывается, что 90 процентов заработка человек якобы уже потратил в тюремном магазине. Там на его фамилию  списывалась часть продуктов, которых он в глаза не видел. Есть и другой способ заработать. Федеральный центр выделяет немалые средства на ремонт колонии. Ремонт делают, но на средства и материалы, которые привозят родственники заключенных. А деньги, которые выделяет бюджет, растворяются в карманах фирм, с которыми заключаются подряды.  Владимир Булков прожил в колонии почти 2,5 года. Ни о каком условно-досрочном освобождении и речи быть не могло. Во-первых, это стоит очень дорого. Во-вторых, заключенного подвергают таким унижениям, которые сам Владимир считал для себя невозможными. Отец в последний раз виделся с ним на свидании в феврале. Василию Васильевичу приходилось полутора суток добираться на перекладных к сыну.  Он приехал на свидание и семь часов простоял на морозе перед воротами. Его пустили поздно вечером, а рано утром выпроводили. Но даже в этот короткий промежуток сын успел рассказать отцу многое. Тогда еще они не знали, что видятся в последний раз. По версии сотрудников колонии, Владимир упал с лестницы. Но потом они все же назначили ответственного из числа сотрудников колонии, которому сейчас предъявлено обвинение и он находится по домашним арестом. Уголовное дело об убийстве Булкова насчитывает пять томов. Сегодня родители не надеются на то, что оно будет доведено до суда, хотя уже в ноябре отца вызвали на ознакомление с материалами дела.
Эту историю мне рассказала Елена Соколова, глава общественной организации «Правовая зона», она то и вывела меня на родителей Булкова. Она то и принимает каждый день ходоков-родственников. Последний раз пришли 40 человек. Сразу после их визита с зоны позвонили осужденные и сообщили, что у них все очень хорошо и не надо поднимать волну.
Я вот почему это все это пишу. Впереди амнистия в связи с 20-летием Конституции. На брянской зоне сидят в основном так называемые «первоходы» по экономическим, ненасильственным преступлениям. Булков – третий погибший за последний год. Перед Владимиром был еще Юрий Скопич, а фамилию третьей жертвы Елене выяснить не удалось. Система ФСИН – самая закрытая и самая чудовищная. Только окунувшись в этот мир, ты понимаешь, что больше всего она калечит даже не заключенных – они выйдут в конце срока, — а самих сотрудников, превращая их в бесчеловечных извергов, закомплексованных уродов, вымещающих свою нереализованность на том, кто находится перед тобой в заведомо неравном положении. Самое замечательное, что несмотря на три трупа, бывший начальник ИК-6 Мороз переведен сейчас в Краснодарский край, где будет наводить порядок в местах лишения свободы. Дабы перед олимпиадой не было там никаких проблем. Спасибо Толоконниковой, которая хотя бы ради собственного пиара, но все же обратила внимание общественности на ситуацию в российских тюрьмах. А ведь о ней не говорится ни слова. А ведь она чудовищна, и чудовищна, прежде всего, состоянием сотрудников, которые проявляют там свои самые низменные чувства. Елене удалось вместе с комиссией Уполномоченного по правам человека попасть в ИК-6. Но кроме разговоров с начальством ничего посмотреть и пообщаться с заключенными не удалось. Да и они ничего не сказали бы, ибо комиссия уедет, а им там еще жить. И не всем суждено дожить до конца срока, а хочется…
http://nvdaily.ru/info/9761.html

ЗЫ: На первый взгляд - это не про медицину. Но и про медицину - тоже. Ведь никто из врачей не описал в истории болезни "механизм травмы". А должны были, между прочим.

Да вроде врачей никто не обвиняет - это у вас, друзья, комплексы. Я о другом: врач должен описывать механизм травмы: как по мнению больного или его сопровождающего или по мнению врача травмы были получены. Механизм нужен не для протокола, а для принятия решения об объеме диагностической и лечебной помощи. Потому и вопрос: врач, если он думает, падение с лестницы отличает.

Лишение свободы не означает лишения права на медицинскую помощь
О проблемах медицинского обслуживания в местах лишения свободы и людей, находящихся по стражей, говорили участники круглого стола «ФКУЗ или Минздрав – как лечат больных в тюрьмах и колониях», который прошел вчера, 14 мая, в студии Интернет-канала «Зона».

На сегодняшний день ситуацию, связанную с оказанием в колониях медицинской помощи, в том числе и неотложной, иначе как ужасающей не назовешь. Причин тому множество - реформа, в ходе которой оказания медпомощи становится прерогативой ФСИН, отсутствие договоренности между Минюстом и Минздравом, санкционирующее доступ службы скорой помощи в колонии, безнаказанность как начальников колоний. В конечном счете, страдают простые люди,  оказавшиеся в местах заключения в безысходной ситуации, да и сами медработники.

Тюремный «геноцид»

«В колониях сложилась чрезвычайная ситуация с правом на медицинскую помощь и с правом на жизнь, - говорит правозащитник Владимир Степанов.- Цифры свидетельствуют о признаках геноцида в местах лишения свободы и о чрезвычайно ситуации с правами человека в РФ. По данным прокуратуры, в прошлом году 3782 человека умерло в СИЗО, в 2012 году умерло 3462 человека. Эти цифры подтверждают, что право на жизнь заключенных никак не защищено, как и право на медобеспечение, которого их никто не лишал».

По словам ведущего круглого стола Сулеймана Шебзухова, множество проблем связано с  неразберихой, вызванной передачей функций по лечению заключенных от Минздрава к ФСИН. Процесс был запущен 1 января 2013 года, но до сих пор так и не завершен. Сами медработники зачастую не знают, к какому ведомству они сейчас относятся. Не может сказать это и руководство колоний. А содержащиеся по стражей граждане, которые вынуждены обращаться за медицинской помощью, стали заложниками данной ситуации.

Без права на лечение

«Лишение свободы не должно быть лишением конституционного права на медицинскую помощь», - подчеркивает Сулейман Шейзухов.

В реальности же отбывающие наказание не могут получить адекватного лечения. Правозащитники приводят в пример вопиющие случаи, когда людям с хроническими заболеваниями, нуждающимся в регулярном приеме препаратов, отказывают в лечении тюремные медики, несмотря на ранее подтвержденные диагнозы.

Как, например, несколько лет не получает необходимых лекарства Игорь Черноус, содержащийся в колонии в Ростовской области. Только благодаря усилиям адвоката, Елены Черноус, ему было проведено УЗИ-исследрвание, после которого, несмотря на заключение о срочной госпитализации, он не был направлен в медучреждение, а был возвращен в следственный изолятор. Как говорит адвокат, судья Тихомиров взял на себя функции врача и, несмотря на Статью 81 УК РФ, гарантирующую освобождение от наказания в связи с болезнью, отказал заключенному в праве на лечение. Только после угроз о направлении жалобы в вышестоящие инстанции, подследственный был переведен в Федеральное казенное лечебно-профилактическое учреждение «Межобластная  туберкулезная больница №19», где однако не оказалось необходимого ему специалиста. И любые доводы защиты о том, что получить адекватную помощь заключенный может только в другом медучреждении, были проигнорированы в связи с утверждением тюремных работников о том, что необходимая помощь в их исправительном учреждении может быть оказана.

От произвола начальства и главврачей колоний арестованные, нуждающиеся в лечении, абсолютно не защищены. Получается, что не только заключенные не имеют прав, но даже адвокат не может добиться, чтобы человеку оказали адекватную помощь. Так на просьбу адвоката Лечо Суладзе, отбывающего наказание в Ставропольском крае, прислать список лекарств уже два года уклоняется от ответа главврач исправительного учреждения. Подзащитный страдает тромбозом 3-й степени, и если его не лечить, то не исключено появление некроза тканей.

Беспомощность скорой

Заза Эджибия, отбывающий наказание в колонии Курской области, страдает  сахарным диабетом тяжелой формы, хроническая надпочечниковой недостаточностью, гипертоническая болезнью III стадии. По словам адвоката, никаких специалистов в периоды осложнения болезней руководство не привлекало, и только когда у него случился инфаркт 17 апреля 2014 года, приехала скорая помощь.

Об еще одном вопиющем во всех отношениях факте зашла речь в ходе круглого стола.  Оказывается, даже бригада скорой помощи не всегда может помочь больному. В некоторых случаях охрана оказывалась пропустить врачей, ссылаясь на то, что медицинских работников нет в списках на пропуск. По словам Сулеймана Шебзухова, такие инциденты будут возникать и дальше, пока не будет подписано соглашение между Минздравом и Минюстом об оказании скорой неотложной помощи в местах лишения свободы.

Медикам, помогающим пациентам в колониях, также приходится несладко.  Врачам той же Межобластной  туберкулезной больницы №19 ростовской области с января месяца не выплачивается денежное вознаграждение. У врачей уже элементарно нет средств на пропитание. Несмотря на то, что перевод медучреждения в подчинение ФСИН произошел в конце 2013 года, трудовые договора медработникам выдали только в мае 2014 года. В них указана заработная плата 5 709 рублей в месяц, что гораздо ниже выдаваемой ранее. Сотрудники медучреждения уже написали жалобу в вышестоящие ораны.

Карательная медицина

К несогласным и к тем, кто пытается отстаивать свои права, применяются методы, сродни тем, которые практиковались в концентрационных лагерях. Причиной издевательств, по мнению участников круглого стола, является чувство безнаказанности, которое толкает тюремных медиков к бесчеловечным методам обращения с пациентами в колониях, что скрывается руководством учреждений. Как говорит правозащитник Владимир Степанов, чтобы избавиться от лишних проблем, к психически здоровым людям в колониях применяют сильнейшие психотропные препараты, такие как аминазин и галоперидол, после чего развивается сердечный приступ. Такие случаи зафиксированы в Красноярском крае, Саратовской, Кировской области – в общей сложности в 11 колониях.

«Врач, который колет лекарства, не предназначенные для здоровых людей, это убийца, - говорит Владимир Викторович. – Фактически на людях проводятся испытания препаратов».

Надо что-то менять

По словам участника дискуссии, депутата Госдумы РФ от КПРФ Константина Лазарева, по всем фактам смерти в СИЗО надо инициировать проверки. «Учитывая специфику местонахождения, предполагаю, что вряд ли все из них умерли своей смертью», - сказал депутат.

Простое ужесточение наказания, по его мнению, не решит всех проблем. «Когда скрыть правонарушение не возможно, это становится сдерживающим фактором. Но у нас нет неотвратимости наказания», - добавил он.

Сулейман Шебзухов считает, что следует серьезно пересмотреть законодательные основы помощи заключенным.

«Нельзя передавать в подчинение ФСИН больницы. На эти цели уже потрачено 72 млрд рублей за три года, но в результате их так и оставили у себя.   Я предлагаю передать больницы в ведомственное подчинение Министерству здравоохранения, как сейчас относятся к Минздраву ФКУЗ. Почему бы Минздраву не лечить людей? Тогда будет легче договариваться с врачами и обеспечивать лекарствами», - сказал он.

Вместо исправительного учреждения колония становится местом дальнейшей криминализации тех, кто всего лишь раз оступился. Попав в зону, у человека уже нет условий исправиться. И выходят из колонии люди не только обозленные, но и искалеченные. Поэтому нельзя заключенных направлять в колонии, пока там не будут созданы условия для оказания им адекватной медицинской помощи, считает президент Международной ассоциации блоггеров Назим Евлоев.

В связи с важностью затронутых в ходе круглого стола тем организаторы намерены и далее проводить подобные мероприятия, чтобы добиться общественного резонанса.

http://ria-ami.ru/read/28864

А как-же освобождение по болезни? Вроде - если уже хоспис светит - выкинуть на волю умирать надо.

Это верно. Но тогда они становятся вечными заключенными, заключенными до смерти. Алогичная какая-то ситуация получается

Тайны "Матросской тишины": какие эксперименты ставят над заключенными в главной тюремной больнице Москвы
Главврач сам выносит приговоры пациентам. Без суда и следствия
«Забудьте все, что вы знали о врачах, если встретите когда-нибудь доктора Мадояна. Забудьте о таких словах, как «лекарство», «спасение», и помните о других — «боль» и «смерть». Он не обратит внимания на ваши слезы, останется глух к мольбам», — это произнесла мать девушки, которая была на грани жизни и смерти. Но чего только не скажешь, когда на твоих глазах угасает единственная дочь? А потом я услышала нечто подобное еще от одного, и еще, и еще...

Самсон Мадоян — главный тюремный доктор Москвы. За все время только один пациент сказал мне, что Мадоян хорошо лечит. Это был генерал Колесников, выбросившийся вскоре из окна.

Чем снискал такую славу человек, давший клятву Гиппократа? Вот об этом, а также о медицинских «экспериментах», которые ставят медики за решеткой над заключенными, я вам и расскажу.

Эпизод первый: Эля

Врач всегда должен быть на стороне пациента. Иначе что он за врач? И если есть хоть малейшая возможность спасти человека, разве доктор этому воспрепятствует? Так думала я, пока не познакомилась с Мадояном (главным врачом «Матросской Тишины» — больницы, куда свозят заключенных из всех московских СИЗО) и его пациенткой Эльвирой Караевой.

Она сидела на нарах, такая тихая, добрая, светлая, с такими чудовищно опухшими синими руками.

— Это они от сердца опухают, — объяснила тогда Эля. — Дышать трудно и двигаться не могу совсем.

У женщины инфекционный эндокардит с поражением трикуспидального клапана. Диагноз ей поставили в Научном центре сердечно-сосудистой хирургии им. Бакулева, назначили дату операции. Бесплатно, без блата, срочно. Потому что «или-или». Но волей судьбы Караева попала не на операционный стол, а за решетку (ст. 228 УК — «Хранение и сбыт наркотиков»). То, что судья не счел нужным дать ей возможность вылечиться на воле, а потом уже отправлять в СИЗО, это вопрос отдельный. Но вот Караева в «Матросской Тишине». И ее сразу полюбила вся больница, все заключенные-пациенты постоянно волновались за нее: «Ну как она сегодня? Держится?». А уж как за Эльвиру боролись члены ОНК Москвы! И освобождение казалось так близко — мы все верили, что болезнь Караевой подпадает под правительственный перечень недугов, с которыми нельзя находиться в СИЗО. Вот ведь так черным по белому: «инфекционный эндокардит затяжного течения». Перечень есть, болезнь есть. И надо было всего-навсего заключение от тюремных врачей, читай от Мадояна.

Он решил его не давать. И точка.

Основания? Медкомиссия во главе с Мадояном считает, что эндокардит не затяжной. С чего это Мадоян взял? Более того, самой комиссии вроде как не было.

— Членов комиссии я не видела, они меня тоже, — рассказывает Эльвира (все это есть в ее жалобах ОНК и уполномоченному по правам человека). — У меня даже анализы не брали, просто переписали те, которые были взяты еще в вольной больнице. За все время пребывания в «Матросской Тишине» только один раз сделали УЗИ и прописали таблетки от отеков. Больше никакого лечения...

Помню, случайно встретила Мадояна в коридоре «Матроски». Спросила про Караеву.

— Я не буду с вами разговаривать. Вы не медик, — отрезал Самсон Валерьевич и быстрым шагом удалился.

Я решила проконсультироваться у кардиологов, которые работают в ВОЗ. И вот они мне ответили, что термин «эндокардит затяжного течения» сам по себе не совсем корректен. Что в мировой практике такой не используется и что в России нет четких критериев, какой эндокардит считать затяжным, а какой — нет. С чего тогда в тюремной больнице взяли, что болезнь Эли «не затяжная»? Диагноз ей поставлен был еще два года назад... В чем дело, доктор Мадоян?! Вы питаете личную неприязнь к Караевой? А может, это не у Караевой, а у докторов с сердцем?

Не дает мне ответа Мадоян... Родным Эльвиры он сказал, что не обязан общаться с журналистами. Но позвольте, в СИЗО я была как член ОНК. Какая разница, кто я на воле — учитель, репортер, домохозяйка?

Эпизод второй: Марина

— Марина, милая, от руки придется отказаться... Но вы ведь молодая, красивая, должны жить, а мы соберем вам деньги на лучший протез, — это, наверное, самое ужасное, что я когда-нибудь говорила. Но выхода не было. Если мы (в тот день я была в СИЗО с правозащитницей Аней Каретниковой) не уговорим девушку на ампутацию, начнется гангрена — и она может умереть.

Марину за решетку посадили уже с гниющей рукой (и снова статья 228 УК, то есть наркотики). Девушка — бывшая наркоманка, причем в последнее время колола всякую синтетическую дрянь, от которой и начался необратимый процесс поражения кости. Можно хоть тысячи раз говорить, что она сама во всем виновата. Какой смысл? Да и верно ли судить другого, не побывав в его шкуре? Из рассказа плачущей Марины понимаю, что рука нестерпимо болеть начала больше года назад — и как раз чтобы заглушить эту боль, она продолжала принимать наркотики. Уколется — и вообще не чувствует руку... Задержали Марину за их хранение. Отправили в тюремную больницу. А там сделали снимок и предложили девушке ампутацию. Она отказалась.

— Понимаете, ей доктор тюремный сказал, что руку спасти можно, — плачет мама Марины. — И она в это поверила.

Кто именно это был — неизвестно. Тюремные врачи ведь еще имеют особенность не представляться своим пациентам. Вроде как в целях безопасности... Хотя мне этого не понять — ведь даже на войне настоящий врач свое имя не скрывает и медицинскую помощь оказывает всем без разбора.

— Я спросила: «можно спасти руку?», он сказал: «можно, только зачем она тебе?», намекая на то, что я наркоманка, — вспоминает девушка. А потом, когда целая медкомиссия сделала заключение, что требуется срочная ампутация, Марина не поверила. В больнице «Матроски» церемониться с ней не стали — не хочешь ампутацию, выписываем! И девушку перевели в СИЗО 6, где мы ее и нашли, мучающуюся от боли. Мать Марины просила об одном — чтоб ее осмотрел независимый гражданский медик, которому она доверяет. Начальник женского СИЗО пошла нам навстречу и разрешила его пустить в камеру.

— Вот на снимках видно, что спасать уже нечего. Кость изъедена полностью, процесс поднимается выше. И если не ампутировать сейчас по локоть, то потом уже надо будет по плечо, а то и вообще можно опоздать… — врач долго объясняет, показывает снимки Марине. Она плачет навзрыд. Мы уговариваем ее. И я чувствую, что мы все выполняем работу не свою, а тюремных медиков. Разве не они должны были все объяснить девушке? Разве не они должны были развеять все ее сомнения? А теперь все наши слова словно пустой звук. Потому что она верит не нам, а тому, что когда-то сказал ей доктор тюремной больницы...

Эпизод третий: Юрий

Человек сидит на нарах с перевязанной шеей. Повязка насквозь пропитана кровью, потому что ее давно не меняли. На шее опухоль размером с крупное яблоко.

— Они мне тут рак вырезали, — заявляет нам шепотом 59-летний Юрий Червяков.

— Как так? Это не онкологическая больница, такие операции только там проводят, — поражаемся услышанному мы.

— Я тоже удивился. Тем более что гражданский доктор сказал, что отрезать ничего нельзя. А здесь взяли и отрезали.

— Вы письменное разрешение давали?

— Нет, не давал. Тюремный доктор сказал: «Это никакой не рак. Надо резать, а то лопнет».

— И как прошла операция?

— Под новокаином, как по-живому резали. Видимо, мало было обезболивающего... И шишка вон опять выросла, только больше стала. Все хуже стало. Есть теперь вообще не могу. Говорю с трудом. Доктор Мадоян мне обещал: «Я найду очаг заболевания».

— Нашел?

— Видимо, нет. Говорят вот, еще одну операцию надо сделать. Я не дам больше резать.

Чтобы вы поняли весь ужас ситуации, поясню. Этому заключенному диагноз «плоскоклеточный рак с ороговением, метастаз в лимфоузел» поставили еще на стадии следствия. После того как суд приговорил Червякова к 3,5 года тюрьмы (в феврале 2014-го), его отправили в больницу «Матросской Тишины» именно для «актировки». Ну чтобы медкомиссия признала, что его болезнь входит в перечень заболеваний, препятствующих отбыванию наказания. Вместо этого через несколько дней ему почему-то в стенах «Матроски» сделали операцию, не проконсультировавшись даже с онкологом.

Я не знаю, как такое вообще возможно. Эксперимент? Или так в тюремной больнице тренируются на безнадежных больных? По документам операция, которая была произведена Юрию, называлась пункцией, и ему был по ее результатам выставлен диагноз «аденофлегмоны и нагноившиеся гематомы шеи»...

В онкологический диспансер Червякова из тюремной больницы вывезли только через месяц, когда стало ясно, что шишка на шее растет и растет, а сам он чахнет на глазах. Там поставили диагноз, звучащий как приговор: «Метастазы в лимфоузлы шеи с обеих сторон невыявленного первичного очага, состояние после вскрытия опухоли. Метастазы неоперабельные. Нуждается в паллиативном химиолучевом лечении». Обратите внимание на «состояние после вскрытия опухоли». Увы, в диспансере оценку действиям тюремных врачей не дали. Неэтично ведь.

В общем, после этого медкомиссия во главе с Мадояном все-таки вынесла заключение, что его болезнь подпадает под перечень. И его отпустили на волю, по сути, умирать. Не знаю, жив ли он сейчас. Но знаю точно — если бы Мадоян не искал очаг, если бы Червякову не вырезали «шишку», на воле он мог оказаться гораздо раньше. А в его случае каждый день на свободе — бесценен. И еще знаю, как мучился от боли Червяков в тюремной больнице. Все, что ему давали — баралгин, который не помогал. Слышал ли его стенания по ночам доктор Мадоян? Вряд ли.

Эпизод четвертый: Сергей

Если у вас диабет, то инсулин для вас как воздух. Это понятно даже людям без медицинского образования. Наш следующий герой Сергей инсулин в «Матроске» сначала получал, а потом перестал без каких-либо на то видимых оснований.

— Мы просили лично Мадояна разобраться, инсулин выдать, — говорит член ОНК Аня Каретникова. — А дальше случились странные вещи. Во-первых, маме Сергея кто-то позвонил и сообщил, что она должна приобрести инсулин в аптеке и передать его в СИЗО для сына. Сергей нам пояснил, что никого не просил звонить родственникам с просьбой передать ему инсулин. Во-вторых, после всех наших жалоб Сергея поместили в одну из самых худших камер инфекционного отделения больницы. Там был жуткий холод. И вообще условия в этой камере сложно признать пригодными для содержания больных лиц, содержащихся под стражей. И вот в обмен на возвращение в свою камеру Сергей... отказался от полагающегося ему бесплатного инсулина!

Можно долго рассказывать, что бывает с диабетиками, которым долго не дают инсулин. Не случайно этот препарат полагается в обязательном порядке и бесплатно всем. Вы слышите это, доктор Мадоян?

Конечно, Сергей не единственный, кому не повезло. Вот, к примеру, у Виталия Панченко (у него СПИД 4-В) взяли и... изъяли показанные ему препараты антиретровирусной терапии. Курс лечения прерван, а сам Виталий едва на ладан дышит. Его еще все время переводят из камеры в камеру. Мужчина говорит, что это все — месть за неоднократные жалобы в ОНК на медицинских работников. Просил Виталий его «актировать», но вопрос о его освидетельствовании даже рассматривать не стали. По последним данным, убыл Виталий на этап в Мордовию в очень плохом состоянии. Добрался ли живым? Надеюсь...

Десятки заключенных рассказывали нам, что стоит им только на что-то пожаловаться — и их переставали лечить, не давали обезболивающие, выписывали из тюремной больницы.

Эпизод пятый: Кирилл

Кирилл — инвалид 3-й группы. Мужчина передвигается с трудом, с дикой болью — перебит берцовый нерв. Но все, что он просит, — трость для опоры при ходьбе. Для того чтобы получить трость (или разрешение на получение трости от родственников), необходимо заключение хирурга. Члены ОНК столько раз просили о том, чтобы хирург пришел и дал эту несчастную бумажку. Тот пришел... внимание! — через 4 месяца. И — снова внимание! — сообщил Кириллу, что не может дать ему разрешение на получение трости, так как заболеванием должен заниматься не хирург, а невролог. Прошло еще два месяца... За это время можно было достать, наверное, даже волшебную палочку, но обыкновенной, деревянной, у Кирилла так и не было.

Мужчина полгода практически не выходил на прогулки, положенные по закону всем заключенным. Мечтал просто о глотке свежего воздуха, как другие мечтают о свободе. Врачи, за что вы так с ним? За что вы так с Романом П., который терял зрение и ровно 9 месяцев писал вам и писал, что ему срочно нужен офтальмолог?

Хромых и безногих, слепнущих и слепых в «Матроске» вообще много, и каждый чего-то просит. Одному нужен рентген, второму операция, третьему — таблетка. Ужас! Одни проблемы от этих хворых. Вот, к примеру, Александр (страдает артрозом, артритом, хроническим бурситом, разрушением хрящевой ткани и т.д.). Ему, кричащему от боли, в «Матроске» давали только обезболивающую мазь. Александр писал и писал Мадояну с просьбой, чтобы его хотя бы хирург осмотрел, а то ведь ему становится все хуже и хуже. Ответ был примерно таким — мнение врачей о необходимости проведения операций и консультаций всегда оценочно и субъективно. Перевожу на язык обывателя — шиш с маслом тебе, а не консультации. В общем, выписали Александра из больницы.

Эпизод шестой: Левон

Левон Айрапетян (подозревается в растрате и присвоении акций «Башнефти») за решетку попал уже с целым "букетом". На воле у него было несколько инсультов и инфарктов, с собой всегда пакет таблеток. Надеяться на то, что в СИЗО он резко поправится, было бы глупо. Когда ему совсем стало худо, он попросил, чтобы его обследовали. За подписью Мадояна пришел «мотивированный» отказ.

— Айрапетян поверить в это никак не мог и все повторял: «Как такое возможно, он же врач!», — рассказывает зампред ОНК Павел Пятницкий. — А Мадоян просто посчитал, что нет необходимости его дополнительно обследовать. На чем он основывался? Непонятно. Знаете, какая любимая фраза Мадояна: «Мне лучше знать».

Сейчас в СИЗО девушка после операции на позвоночнике. Умоляет, чтоб ее не этапировали (решение об этом уже принято) хотя бы дней 5–7, пока рана не заживет. Ведь везут осужденных, прямо скажем, не на «Сапсанах». Духота, тряска, грязь, пот... Но решение о том, может ли заключенный по состоянию здоровья выдержать этап, принимает доктор Мадоян. А ему «лучше знать».

фото: Наталья Мущинкина
Эпизод седьмой: Татьяна

Тюрьма и туберкулез — это почти что синонимы. Но сейчас каждого вновь поступившего в СИЗО обязательно помещают на 10 дней в карантин и проверяют на палочку Коха, прежде чем помещают в общую камеру. Бывают, конечно, исключения: вот как-то сломался флюорограф в женском СИЗО — и больная с открытой формой попала в камеру, где были беременные...

У нашей следующей героини Татьяны — явно открытая форма (почему-то эскулапы не сообщают своим пациентам результаты их обследования). А еще явно, что человек угасает. Не ест ничего, все время мучается рвотой. Член ОНК Елена Масюк просила дать ей лекарств. Дали обезболивающий укол. А вот что еще страшнее — оказывается, в тюремной больнице Татьяна не могла залезать на второй ярус кровати (настолько плохо себя чувствовала).

— И поэтому она спала вместе с другой заключенной, Зинаидой, — рассказывает Масюк. — Когда выяснилось, что у Татьяны туберкулез, та попросила ее обследовать. Но Зинаиде до сих пор в обследовании отказывают.

Знаете, что обычно говорят врачи тем арестантам, которые просят флюорографию? Что часто ее делать вредно. И защищаться от туберкулеза, видимо, тоже вредно. Когда правозащитники заходят в камеры к больным, то врачи (видимо, из большой любви к нам) не предупреждают об открытой форме болезни, маски не предлагают... На днях зашли мы в камеру к таким больным, а там девушка чуть не плачет: «Анализы показали, что туберкулеза у меня нет, а меня здесь держат».

Эпизод восьмой: Ирина

Ирина Калинина лечилась в больнице «Матроски». Ну, в смысле лежала в больнице. Никаких серьезных исследований никто не проводил и вообще мало кто ей там интересовался. И вот когда она попросила выписку медицинских документов, ей их вручили. Причем за подписью лично Мадояна. С удивлением узнала Ирина, что ей, оказывается, делали кучу всего — включая кардиограмму, рентген, что ее консультировали хирурги и т.д. и т.п.

— Это похоже на фальсификацию медицинских документов, — говорит член ОНК Максим Пешков. — Заключенная Ольга Бакотина, к примеру, утверждает, что ей не делали УЗИ органов брюшной полости и биохимию крови (в указанные в подписанных Мадояном документах дни даже лаборатория не работала). Я направил официальное обращение к начальнику УФСИН по Москве, прокуратуру Москвы, руководителю ГСУ.

Я перебираю жалобы, поступившие в ОНК от пациентов. Они так похожи друг на друга. Вот одного заключенного вывезли якобы на консультацию в гражданскую больницу, а на самом деле даже к доктору не завели. Он просто просидел в конвойной машине, пока сотрудник тюремной больницы сбегал с документами и поставил подпись, типа заключенного осмотрели.

Жизнь заключенного для тюремных врачей — копейка. Вот Аня Каретникова, которая, наверное, каждого больного в тюремной больнице знает в лицо, пишет в отчете: «иногда при наличии нескольких заболевших фельдшер выдает 5–6 таблеток жаропонижающих препаратов на камеру в 20 человек. По словам подозреваемых, обвиняемых, осужденных, осмотр по жалобам на простудные заболевания часто производится прямо в коридоре, иногда — через кормовое окно, чаще — не производится никак».

— Я сам лично видел, как доктор Мадоян «осматривал» заключенных через кормовое окно, — говорит правозащитник Павел Пятницкий. — И он умудряется порой по внешнему виду, визуально сделать заключение — правду говорит человек о своих симптомах или нет. Вы можете себе такое представить?! Мной выявлен факт, который свидетельствует, что Мадоян пропускает те камеры, арестанты которых на него постоянно жаловались. Помню даже, как один заключенный спросил: почему же никак не может увидеть Мадояна? Оказалось, доктор его камеру все время игнорировал во время обхода, чтобы не отправлять этого заключенного на обещанную комиссию по инвалидности.

И снова тот же вопрос — как такое может быть? Я не верю, что такое могут делать доктора. Ни закон, ни медицинская этика, ни совесть, в конце концов, этого не позволяют.

По мнению главврача «Матросской Тишины», большинство пациентов симулируют. На воле, дескать, не лечились, а попав за решетку, обо всех болячках сразу вспомнили. К тому же и зарплата у врачей за решеткой крохотульная, а лечить приходится все-таки пациентов не голубых кровей. Да мало ли можно найти оправданий?

Я не знаю, когда и почему доктор Мадоян надел белый халат. Не знаю, кто его учил, кто воспитывал. Но сейчас в его руках — человеческие жизни. Помню, как он однажды, встретив меня, сказал что-то типа: «Врага надо знать в лицо». Наверное, тюремный эскулап обладает даром предвидения или логично рассудил, что вот этой статьи рано или поздно — не избежать. Вы оказались правы, доктор Мадоян. И она всем вашим пациентам (живым или мертвым) посвящается.

P.S. Все описываемые эпизоды задокументированы нами во время совместных проверок с членами ОНК Анной Каретниковой, Максимом Пешковым, Еленой Масюк и др. Материалы были озвучены руководству УФСИН Москвы, однако никакие меры предприняты не были.
http://www.mk.ru/social/2014/09/03/tayn … oskvy.html

Странные люди. Вольные врачи ведут себя аналогично. И тоже - трагедии. Вон кто-то в окно, кто-то за пистолет. В целом система одинакова что там, что тут, просто там люди еще бесправнее