Скончался знаменитый хирург Александр Вишневский
«Более 39 лет А.А. Вишневский руководил отделением торакальной хирургии Института хирургии им А.В. Вишневского. За это время им был разработан ряд методов эндоскопических операций в торакальной хирургии, а предложенный им в 1977 году аппарат для наложения линейного скобочного шва на органы и ткани, стал прототипом для многих аппаратов для линейного шва в эндоскопической хирургии, повсеместно используемый во всем мире», - говорится в сообщении.

Александр Александрович Вишневский родился 25 декабря 1939 года в семье потомственных хирургов в Москве. В 1963 году он окончил Первый Московский Медицинский институт имени И.М. Сеченова, а в 1968 году защитил кандидатскую диссертацию.

Вишневский долгое время занимался исследованиями возможностей использования лазеров в клинике. Эти изыскания нашли отражение в его докторской диссертации, защищенной в 1973 году. В 1981 году за изучение создание, разработку и внедрение в клиническую практику новых лазерных хирургических средств Александру Вишневскому и его коллегам была присуждена Государственная премия СССР. 

В 1974 году Вишневский начал руководить отделением торакальной хирургии. Он внедрил несколько методик хирургического восстановления кровотока по системе верхней полой вены у онкологических больных; впервые в СССР начал выполнять операции по пластике и восстановлению груди. Под руководством Александра Вишневского впервые в нашей стране было начало изучение роли анаэробного компонента у больных с абсцессами легких. Под его руководством выполнены и защищены 35 кандидатских и 4 докторских диссертаций.
http://medportal.ru/mednovosti/news/201 … shnevskii/

Грустная рубрика. Неделю нет с нами Андрея Акопяна. Внезапно. Он мой ровесник. Хотя познакомились совсем недавно, в ходе работы Пирогвоского движения. Взвешенный человек, даже когда волнуется - довольно спокоен. Хотя горячности на самом деле было не занимать. Занимался вопросами этики, истории медицины. Работал с Яблоком. Публицист: редко, но глубоко. Был бизнес - клиника урологическая - отняли. Съели. Может быть не делился? - не знаю. Виду не показывал, но переживал страшно. Видимо это точило. Как много наше государство, страна изничтожает людей грамотных, активных, подвергая фактически остракизму, вышвыривая их талант, возможности из публичного оборота. И добивает, добивает...

Памяти Владимира Евгеньевича Ноникова

В воскресенье, 8 февраля, ушел из жизни Владимир Евгеньевич Ноников. Судьба свела нас более 15 лет назад в Формулярном комитете, тогда он был при Минздраве России и назывался еще Экспертным советом. А.И.Воробьев, формируя список членов комитета, пригласил туда нескольких врачей, с которыми он активно сотрудничал в различных трудных клинических ситуациях и чьему мнению доверял почти безоговорочно. Это были не «анкетные» врачи, а именно ведущие клиницисты, оказавшиеся тогда в больнице Управделами Президента в Кунцево. Многие из них принимали участие в оказании помощи Б.Н.Ельцину, а до этого – Ю.В.Андропову, К.У.Черненко, а кое-кто – и президенту Алжира Х.Бумедьену. Не считая тысяч менее титулованных пациентов со сложнейшими диагнозами.
Владимир Евгеньевич окончил медицинский институт в Саратове, оттуда был распределен в закрытый город Шевченко на берегу Каспийского моря и по окончании срока распределения оказался в Москве в клинике Б.Е. Вотчала, чье имя известно у нас по каплям. Вотчал был основоположником клинической фармакологии в нашей стране. Владимир Евгеньевич унаследовал от своего учителя пытливость врачебного мышления, индивидуальный подход в казалось бы стандартных, шаблонных ситуациях клинической практики.
Я никогда не был на обходах Владимира Евгеньевича, о которых вспоминают его сотрудники и ученики с придыханием. Никогда не консультировал вместе с ним больных. Хотя не раз и не два прибегал к его консультациям у непростых легочных пациентов. Никогда не было отказа, никогда не было какого-либо чванства: всегда один ответ – дайте мой телефон, я разберусь. А ведь он занимал определенную административную должность, являясь не только заведующим отделением, но и главным пульмонологом больницы.
Отделение Владимир Евгеньевич возглавлял с конца 80-го года, т.е. почти 35 лет. Срок – немалый. Но об этой стороне деятельности мне судить трудно. Как и о работе его преподавателем на кафедре воссозданного медицинского факультета МГУ, откуда он ушел из-за чрезмерной бюрократизации процесса: ежегодно совместителей на лето увольняли, потом опять надо было трудоустраиваться, в этом было мало уважения к преподавателям. Видимо, были и еще причины, но преподавательская работа в МГУ была недолгой.
Формулярный комитет априори является конфликтной организацией: он отбирает только самые необходимые препараты из всех зарегистрированных и рекомендует их к повсеместному применению. На долю Владимира Евгеньевича в нашем комитете выпала довольно сложная задача: отвечать не только за группу препаратов, используемых в лечении патологии легких, но и за антибиотики. Нужно было выбрать некоторую часть антибиотиков из всего множества для того, чтобы они «покрывали» весь спектр микрофлоры, приводящей к тяжелым заболеваниям. При этом, ясно, что большая часть препаратов имела схожие характеристики. Надо было никого особенно не обидеть. При наличии в стране нескольких крупных специалистов по антибиотикам – Л.С.Страчунского, В.П.Яковлева и др. Надо было удержаться от прямых конфликтов с группой пульмонологов под руководством А.Г.Чучалина. В общем, проявить определенную политическую мудрость. И Владимиру Евгеньевичу это удавалось блестяще.
С начала 2000-х начались ежегодные выездные школы Формулярного комитета собиравшие порой до 120 человек. Владимир Евгеньевич был их непременным участником. Вскоре он, вместе с другими членами комитета, стал активно разбираться не только в узкоспециализированных вопросах, но и в теме медицины доказательств, клинико-экономического анализа, организации лекарственного обеспечения и др. Причем по многим вопросам он имел собственное, всегда обоснованное и мягко внушаемое окружающим мнение. Во время заседаний он ходил между столов, показывая всем своим видом заинтересованность в словах выступающего. Я знал в своей жизни только одного человека, который не мог усидеть во время чужих выступления – академика Израиля Моисеевича Гельфанда.
Отдельной страстью Владимира Евгеньевича была фотография. Их можно посмотреть по ссылке www. http://nonikov.gallery.ru Там много городов, цветов и ликов женщин. Последнее – собственное обозначение Владимиром Евгеньевичем соответствующих галерей. Огромное число этих фотографий выполнено во время наших поездок на выездные заседания Комитета.
С нашими поездками было связано еще одно смешное происшествие. Андрей Иванович побывал в Баку и был очень впечатлен приемом. Он предложил провести очередное выездное заседание Комитета в Азербайджане. И вот, когда мы уже начали готовить эту поездку, Владимир Евгеньевич вдруг резко отказался. Я очень удивился – чего так? Мне туда нельзя - сказал Владимир Евгеньевич. И тут он совсем огорошил меня, сказав, что он армянин. Со склонов северных Кавказа. А совсем даже не еврей, каковым я его привычно считал. Не сочтите это за проявления какого-либо национализма, это так, воспоминания. Он долго и подробно рассказывал мне про свое генеалогическое древо. Тогда пришлось перенести поездку в Астану. Тоже все прошло неплохо и оставило массу впечатлений. А в Казахстане дало толчок развитию оценки медицинских технологий.
В начале 2000-х мы задумали не совсем обычное мероприятие: создали при Московском городском научном обществе терапевтов секцию пульмонологии и инфекции. Создавали вместе с друзьями сына Владимира Евгеньевича – Дмитрия. Тут был всплеск энтузиазма и креатива молодых Василия Павлова и Наталии Бишеле. Мы собирались в завиральном кафе Нью Васюки, что на задах Дома Ученых РАН и обсуждали, как нам заставить врачей ходить на заседания. К этому времени на пленарных заседаниях аудитория опустела и методов привлечения туда участников, кроме административного, никто не предлагал.
Мысль была простой. Надо было сделать заседания динамичными, насыщенными, немного – театрализованными и необычными. Одновременно нельзя было потерять качество, терапевтическую составляющую, нужно было держать марку. Так и родилась эта идея: в председателях академичные профессора Владимир Евгеньевич Ноников и Борис Павлович Богомолов, а в оппонентах, сбоку от сцены – ваш покорный слуга. Причем поначалу на моем столе лежал мотоциклетный шлем и перчатки, висела косуха. Я был «внесистемной оппозицией», задавал неудобные вопросы, немного провоцировал выступающих, эпатировал публику. И, надо же, почтенные профессора вполне вписались в этот спектакль, выдавая «на гора» такие профессиональные перлы, что только держись. С ярчайшими примерами, с потрясающим нестандартным анализом ситуаций. Часто – на грани фола. Но вполне прилично. И зал на 120 мест никогда не бывал пуст, все спрашивали с тревогой – а будет Ноников, а будет Богомолов. Ох, как они держали зал. Богомолов так вообще заливался в комментариях на пол часа и все сидели молча раскрыв рот. Академизм был изжит.
Они – Богомолов и Ноников, ездили на работу вместе, в одной машине. И называли себя – экипажем. Характерный термин, согласитесь.
Секция наша переезжала с места на место, осваивая новые территории, расширившись до Высшей школы терапии с регулярностью 2 раза в месяц. Основной костяк слушателей все тот же – пятнадцатилетней давности. Хотя стала появляться молодежь: одно время ее не было совсем. А вот наши председатели стали появляться все реже, сказывались присоединившиеся болезни. Хотя их появление всегда сопровождалось интереснейшим общением. С Владимиром Евгеньевичем мы по-осени сверяли часы относительно главной флоры сезона, вызывавшей пневмонию. Так, какие-то годы, почти поголовно бушевала атипичная форма воспаления легких, не очень тяжелая, но долго тянущаяся, рецидивиующая, связанная с микоплазмой. От этого возбудителя надо принимать простые антибиотики, макролиды, но долго – не менее 10 дней – 2-х недель. Трудно вытравить эту заразу из клеток, в которой она обитает.
Наверное апофеозом работы нашей секции-школы надо назвать рассказ Владимиром Евгеньевичем на очередном заседании случаев из практики про пневмонию при свином гриппе. Тогда еще только начиналась эта истерия, еще про крайне тяжелую форму пневмонии никто и не говорил. А он рассказал про ее особенности на примере 2 или 3 случаев и про свои успехи в терапии. Забыв, правда, упомянуть про гепарин, свежезамороженную плазму и пламаферез. Я спросил – было? – Да, было.
В основе тяжести – ДВС-синдром на фоне тотального разрушения эндотелия в легочных альвеолах. С развитием классической полиорганной недостаточности. И прямо во время заседания мне пришла мысль написать срочно инструкцию по интенсивной терапии пневмонита у больных с этой специфической инфекцией. Посоветовались с А.И.Воробьевым, он одобрил этот подход и мы написали за пару дней такую инструкцию. Очень короткую, всего-то на 1,5 страницы. Благо опыт таких «немедленных» инструкций у меня был: писали урывками нечто подобное ночами во время оказания помощи пострадавшим при землетрясении в Армении. Эта инструкция по синдрому длительного сдавления до сих пор не имеет новых редакций.
Минздрав даже не ответил на наше предложение, сделанное от имени Формулярного комитета. И то – его задача была пропихнуть противовирусные препараты и прививки, которые, как показала практика, никому не помогают. Но позволяют освоить большие деньги. В связи с этим, инструкция была опубликована в виде статьи в… Независимой газете. Я знаю, многие воспользовались нашими советами и многие жизни были спасены, благодаря этой статье.
На следующий год мне удалось разместить эту инструкцию в виде письма от нашего имени, но в официальной рассылке Роспотребнадзора (спасибо Г.Г.Онищенко). Она провисела там ровно сутки, после чего письмо было снято, скорее всего – по требованию Минздрава. Но дошла инструкция эта до всех регионов. А это – самое важное. Позже мне удалось сравнить отчеты двух регионов – Алтайского края и Свердловской области. В первом регионе использовались метода активного лечения, о которых шла речь выше, во втором – традиционная противовирусная и интенсивная терапия. Разница в смертности – в 10 раз в пользу предложенного нами тогда лечения.
Вот такая детективная история. Согласитесь, не каждый профессор, да еще из такой клиники, «подпишется» на такое. Владимир Евгеньевич даже не задумывался о последствия: он понимал, что даже одна спасенная жизнь – достойная награда за небольшой административный риск.
Несколько лет назад Владимир Евгеньевич перенес анафилактический шок и клиническую смерть. Он, почти шутя, рассказывал мне об этом, главное в его рассказе сводилось к обиде на коллег, так как он слышал все, что они говорили. А говорили они, видимо, вещи, далекие от сухой речи интеллигенции. Почему-то это больше всего смутило Владимира Евгеньевича, хотя рассказывал он это с элементами юмора. Каждый ли найдет в себе силы поделиться с довольно чужим человеком своими интимными наблюдениями в такой драматический момент. Скорее всего, рассказ этот не был анекдотом, Владимир Евгеньевич пытался понять – что же происходит с человеческим сознанием, когда вроде уже и жизни то нет. Без всякой мистики обсуждали мы с ним эту тему.
В общем, поскольку я виделся с Владимиром Евгеньевичем редко, и его присутствие было для меня довольно абстрактно, то он для меня останется живым. Ну, уехал человек далеко, не позвонить ему. Я не могу смириться с тем, что нельзя уже никогда снять телефонную трубку и задать ему вопрос или пригласить выступить перед врачами. Не верю, что его нет.

8 октября 2017 г. пришла весть о кончине Валентина Сергеевича Моисеева. Я был с ним знаком почти 40 лет. Как быстро течет время. Он из "молодых" сотрудников Е.М.Тареева. Впрочем, какой уж там молодой. Месяц назад ему исполнилось 80 лет. Но эта плеяда выдающихся терапевтов для меня навсегда молодая. А так - академик РАМН, профессор, заведующий кафедрой внутренних болезней и кафедрой факультетской терапии РУДН. Валентин Сергеевич родился в семье служащих 9.09.1937 г. в г. Москве. Закончил 1 ММИ им. И.М. Сеченова. Клиническую ординатуру (1960—1962) и аспирантуру (1962—1965) в клинике академика Е.М. Тареева. В 1965 году защитил кандидатскую диссертацию, в 1979 г. — докторскую диссертацию на тему: «Поражение сердца при коллагенозах и лечение глюкокортикостероидами». После окончания аспирантуры работал ассистентом, доцентом в клинике терапии и профзаболеваний 1ММИ им. И.М. Сеченова, заведовал отделением в ЦКБ УДП. С 1983 г. по сентябрь 2002 г. заведовал кафедрой внутренних болезней медицинского факультета Российского университета дружбы народов, с сентября 2002 года — зав. кафедрой факультетской терапии РУДН. Являлся автором более 500 научных работ, главным редактором журнала «Клиническая фармакология и терапия», входил в редакционный совет журналов: «Клиническая медицина», «Практикующий врач». Под его руководством защищено более 60 кандидатских и 8 докторских диссертаций. В 1999 г. избран член-корреспондентом РАМН, в 2005 г. — академиком РАМН по специальности «терапия». Валентин Сергеевич Моисеев — замечательном советский, российский терапевт, потомственный врач, потомственный профессор. На рубеже 80-х годов вышла его книга вместе с А.А.Михайловым и А.В.Сумароковым (последовательность авторов, кажется, обратная) "Распознавание болезней сердца". Книга эта была настольной, по ней реально получалось лечить больных. Тогда только-только появились "кардиалгии", впервые был описан пролапс митрального клапана, климактерическая кардиопатия. Я, будучи студентом" писал раздел по кардиалгиям некоронарного генеза для справочника практического врача. Поэтому тема была мне близка и знакома не понаслышке. Уже потом я познакомился и с Сумароковым и с Моисеевым, А.А.Михайлов был заведующим кафедрой, на которой я учился и остался потом в ординатуре. По-сути, мы с Михайловым вместе пришли на кафедру: он стал заведующим вместо А.С. Сметнева, а я - ординатором первого года. И как-то была большая дружба с разбежавшимися с кафедры профессорами. Можно еще вспомнить В.В.Суру. Позже его дети оказались моими учениками. У Моисеева защищались мои ученики, мы в теплых отношениях с его сыном Сергеем. Ну и, конечно, Моисеев много лет был членом правления Московского городского научного общества терапевтов. Безумно жаль...

Время конено неподвластно нам, но когда уходят лучшие всегда печально